Приятно удивлен журналистами. Вот что значит профессионалы!

Портал 66.ru опубликовал мой текст о хирургах и хирургии. Я здесь дам и тот вариант, который журналисты напечатали (ими отредактированный, по моему тексту и некоторым вопросам в его обсуждении с ними) и тот, заведомо подробный, который я написал изначально. Все-таки, профессионалы есть профессионалы! Ухватили и кратко изложили самую суть абсолютно верно. Восхищен.

Текст, который вышел на 66.ru:

Михаил Эккельман: «Наша хирургия держится на энтузиастах-одиночках»

Развивается или деградирует хирургия в Екатеринбурге? Почему тяжелые диагнозы в некоторых городских больницах расценивают как смертный приговор больному? На ком держится отечественная хирургия?

На эти и другие вопросы отвечает Михаил Эккельман (досье), врач-хирург приемного отделения и отделения реанимации Городской травматологической больницы №36:

— Становление хирурга начинается, как правило, в медицинской академии. Студент учится хирургическим вмешательствам на животных, после чего встает «на крючки» уже на настоящих операциях. Иначе говоря, ассистирует практикующему хирургу, параллельно с этим задавая ему вопросы и набираясь опыта. Дальше — годичная интернатура или двухлетняя клиническая ординатура: специализация врача и повышение его квалификации. Именно там становятся хирургом.

И вот тут, уже в городской больнице, он попадает под воздействие материальных факторов. Доходы хирурга состоят из зарплаты (очень маленькой, порядка нескольких тысяч рублей) и так называемых стимулирующих выплат. В теории эти выплаты зависят от стажа, интенсивности труда и сложности выполняемой работы. Нюанс в том, что порядок определения надбавок не стандартизирован никак.

По факту размер стимулирующих выплат определяет исключительно руководитель хирурга, а благосостояние доктора зависит от отношений с начальством. Размеры оплаты за одну и ту же работу могут различаться в несколько раз в зависимости от того, насколько врач по душе своему боссу.

Это, в свою очередь, дает несколько последствий. Во-первых, большинство докторов никогда не выскажет мнения, отличного от мнения начальства. Во-вторых, подход к работе всей хирургической службы чаще всего тоже зависит от предпочтений ее руководителя. Если он требует «гнать план», хирургу приходится или следовать полученным установкам, или жить впроголодь.

Постоянная гонка руководства многих больниц за показателями приводит к тому, что наибольшие выплаты получают те, кто работает «на поток». То есть в больших количествах выполняет операции малой или средней сложности. И в результате даже самые опытные врачи учреждения сложных вмешательств не проводят. Отсутствует такой опыт и у молодых докторов, поскольку «старшие товарищи» не могут научить их тому, чего сами толком не делали.

И если в «потоковую» клинику доставляют тяжелого больного, то им просто некому заняться. Его приходится переводить в более совершенную больницу. Если же такой возможности нет, то пациента признают неоперабельным и он пополняет статистику летальных исходов.

Я с уверенностью могу сказать: нынешняя система материальной мотивации порочна. Слишком часто она лишает хирургов среднего уровня стимулов к дальнейшему повышению квалификации. По сути, эта система ведет к деградации отечественной хирургии.

К счастью, для многих врачей в этой жизни важны не только деньги. Есть одиночки, готовые расти. Яркий пример — Христо Тахчиди. Однажды он сказал подчиненным: «Сейчас почти все оперируют на глазах через разрез 0,6 мм. Но оборудование уже позволяет работать на 0,5 мм. Поэтому кто через полгода не научится делать 0,5 мм, тот у меня работать больше не будет». Великий специалист Христо Периклович, для которого важна и десятая доля миллиметра, сам шел к профессиональным вершинам и тянул за собой всех своих подчиненных.

Беда в том, что на создание развивающихся хирургических служб у таких энтузиастов уходят многие годы, а уничтожить дело всей их жизни — легче легкого. Министр Голикова сменила Тахчиди на Чухраева (который даже не офтальмолог!), и тут же началась профессиональная деградация МНТК «Микрохирургия глаза». Вроде и врачи остались те же, и статистика не ухудшилась, а уровень квалификации докторов все равно падает.

Если же приводить примеры не из столичного опыта, а из жизни Екатеринбурга, то можно вспомнить разгром нашим горздравом двух хирургических школ. Убрали нескольких хирургов высокого класса — у остальных докторов уровень упал. Тяжелые больные умирают, но их мало, поэтому статистика выглядит все же красиво.

Меня часто спрашивают, на чем держится отечественная хирургия. Я отвечаю, что на немногих одиночках, готовых потратить всю свою жизнь на помощь людям.

Следующий по популярности вопрос: на сколько лет этих энтузиастов еще хватит? А тут, говорю я, зависит от подхода руководства. Если нынешние чиновники от медицины будут ставить во главу угла не жизнь пациента, а красивую статистику и личные амбиции, то никакие одиночки дела не спасут. Они лишь отсрочат неизбежное свидание нашего хирургического «Титаника» с приближающимся айсбергом профессиональной деградации и тотальной некомпетентности.

Это рандеву наверняка будет зрелищем впечатляющим, но я категорически не желаю его видеть. Понимаете, почему?

 

А это — текст, который я написал изначально.

Мотивация хирургов, в контексте развития хирургии на местах.

Continue reading

Что такое «большая хирургия» и почему она развивает хирургию, в целом

Чтобы понять, что такое «большая хирургия» и почему она развивает хирургию, в целом, необходимо, начать с укрупненной классификации, по видам операций, в зависимости от их объема.

Итак, в зависимости от предполагаемого объема и травматичности выделяют операции:

малого объема и травматичности;

среднего объема и травматичности;

большого объема и травматичности.

Примером операций первой группы (т.е. малого объема и травматичности) может служить аппендэктомия по поводу  острого или хронического аппендицита, не сопровождающегося перитонитом, грыжесечение (кроме диафрагмальных и послеоперационных грыж), диагностическая лапаро- и торакоскопия.
Вероятность возникновения осложнений при этих операциях невелика.

К операциям среднего объема и травматичности относят вмешательства на желчном пузыре и желчных путях, резекцию желудка и органосохраняющие операции при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, операции при больших послеоперационных грыжах, т.е. операции, классическая техника выполнения которых тщательно отработана и длительность их составляет не более 2-3 часов.

Примером операций большого объема и травматичности могут служитьреконструктивные и восстановительные операции на желчных путях, поджелудочной железе,  желудке и толстой кишке, обширные резекции толстой и тонкой кишки, резекции пищевода, радикальные операции по поводу рака. Главной особенностью подобных операций является разнообразие возможных вариантов оперативных приемов, что связано с распространенностью патологического процесса, а также изменениями топографо-анатомических взаимоотношений тканей и органов после предыдущих операций.

Подобное деление операций по объему и травматичности, разумеется, условно. Здесь очень многое зависит от квалификации хирурга. Даже простая операция, выполняемая неумело, плохо подготовленным хирургом, может превратиться в очень сложную и травматичную.

Почему является важным для развития клиники и её престижа выполнение оперативных вмешательств третьей группы? Ведь понятно, что «вала» таких операций никогда не будет, так как в структуре заболеваемости эти патологические процессы занимают далеко не первое место.

Кроме того эти операции тяжелы для хирурга в физическом и эмоциональном плане. Так, например, после операции панкреатодуоденальной резекции я терял в весе до 3 -4 кг. Также, и с материальной точки зрения, дополнительного дохода эти вмешательства не приносят.

Ещё эти операции весьма затратны для бюджета лечебного учреждения.

А потому, только те главные врачи, которые желают видеть в своей клинике эффективную и мощную хирургическую службу готовы поддержать выполнение этих вмешательств.

Хочу особо отметить, что «Видеть в своей клинике эффективную и мощную хирургическую службу», — это не «понты» главврача, а выполнение стратегически важной для больницы задачи – задачи даже не просто поддержания, а развития хирургии в данной больнице (а значит, и на территории, которую эта больница обслуживает).

Ну а если говорить не о формальностях, а исходя из реалий – то это обеспечивает развитие уровня хирургии в стране, т.к. к хирургам, способным эффективно выполнять высокосложные операции, едут со всей России, а то и из-за границы. Людей не останавливают большие расстояния, когда речь идет о выборе рук и головы хирурга, способного выполнить большую операцию.

Теперь хочу подробнее сказать, почему выполнение этих операций приводит к усилению хирургической службы в целом (а, соответственно, их отсутствие – к деградации). Ведь понятно, что их потока не будет. Даже при старании руководителя хирургической службы крупной региональной больницы, речь идет о 40 – 50 операциях в год. Кроме того, выполнять эти вмешательства будут единицы хирургов по причинам, указанных выше, а так же в связи с «мануальными» возможностями.

Однако, даже ассистируя на этих операциях, хирурги приобретают опыт работы в нестандартных ситуациях, а так же некоторые манипуляционные приёмы. Так, и только так – практически, из рук в руки, передается квалификация в серьезной хирургии.

Это, безусловно, приводит к повышению мотивации специалистов развиваться и, соответственно, даст возможность более эффективно оперировать пациентов первой и второй группы.

А некоторые хирурги, у которых есть не только желание развиваться, но и талант, — будут расти и переходить к оперированию каждый раз в более сложной группе. Им есть куда тянуться, они не застаиваются, не достигают «потолка», выше которого прыгнуть невозможно – потому что не у кого научиться серьезным операциям изначально.

Ведь, не «постояв на крючках» у более старшего и опытного товарища, хирург, как правило, не в состоянии перенять манипулятивные приемы, из которых, по сути, операция и складывается. И не в состоянии научиться решать тактические задачи в так хорошо знакомой серьезным хирургам ситуации «непонятно – как вести операцию дальше». В учебниках это не описано, и не может быть описано, потому что это каждый раз нечто индивидуальное.

Вот поэтому, существование «большой хирургии» в крупной региональной больницы  дает ту мотивацию, которая и создает в клинике здоровую конкуренцию среди хирургов, что, в конечном итоге, приводит к формированию мощного работоспособного коллектива.

Результатом этого, становится не только сохранение нескольких десятков жизней в год, но и развитие хирургии в целом, создание, по сути, школы хирургов, которые затем «разлетаются» по другим регионам, обеспечивая там новые «зоны роста».

Молва сначала о таких хирургах, а потом и о таких больницах расходится очень быстро.
Это, в свою очередь, не меньше, чем статистические показатели, работает на имидж властей региона в глазах и населения, и их руководства.

Это и называется «подъемом здравоохранения» — не в его отчетно-бюрократическом, а в его реальном воплощении. Потому что люди не статистику читают, они просто знают: «отвезли в больницу и умер, потому что был тяжелый» или «отвезли в больницу и спасли, хотя и был тяжелый».

И этот индикатор очень понятен всем, и он практически не ошибается. Им и измеряются мнения людей «хорошая больница» или «плохая больница».

Учитывая, что, начиная с определенного уровня, только профессиональное развитие является реальной мотивацией для талантливого хирурга – важно создавать условия для развития «большой хирургии» и «подтягивать», благодаря этому, «средний уровень» вверх.
Я не просто уверен, я на практике знаю, что не столько финансовые вливания создают сильную клинику, сколько имеющийся кадровый потенциал.

 

Михаил Эккельман, хирург

Комментарий к рассказу Тамары Александровны. Из практики Михаила Эккельмана.

Рубрика «История болезни» из практики Михаила Эккельмана.

Комментарий к рассказу Тамары Александровны.

Пациент Эккельмана Михаила владимировича - Тамара АлександровнаПациентка самостоятельно обратилась к нам в отделение на следующий день после выписки из хирургического стационара одной из больниц города, где ей по поводу псевдокисты поджелудочной железы было выполнено лапароскопическое дренирование кисты.

В послеоперационном периоде самочувствие ухудшилось, однако была выписана домой и по просьбе одного из коллег была мной осмотрена и госпитализирована.

 

При осмотре и дообследовании: состояние тяжёлое, обусловлено клиникой распространённого перитонита, сепсиса, продолжающегося дуоденального кровотечения из острых язв двенадцатиперстной кишки, кровопотери средней степени тяжести.

 

Была выполнена остановка язвенного кровотечения эндоскопически, путём АПК. После энергичной предоперационной подготовки экстренно оперирована.

 

При лапаротомии выявлена нагноившаяся многокамерная киста поджелудочной железы больших размеров с прорывом в брюшную полость, разлитой гнойно – фибринозный перитонит. Выполнено наружное дренирование кисты, санация, дренирование брюшной полости.

 

Тяжёлый послеоперационный период, интенсивная посиндромная терапия. Купирование явлений органной дисфункции, воспалительного синдрома, заживление раны первичным натяжением. При контрольной компьютерной томографии выявлены признаки калькулёзного панкреатита, вирсунгостаза.

 

В удовлетворительном состоянии выписана под наблюдение гастроэнтеролога и хирурга по месту жительства с целью подготовки к реконструктивной операции.

 

В течение 3 месяцев чувствовала себя удовлетворительно, периодически после еды беспокоили распирающие боли в эпигастрии.

Через 3 месяца внезапные резкие боли в животе, приехала в нашу клинику. При осмотре выявлен диагноз разлитого перитонита, экстренно оперирована.

При лапаротомии выявлен абсцесс в области корня брыжейки поперечной ободочной кишки с прорывом  в брюшную полость, разлитой гнойный перитонит. Выполнена санация, дренирование абсцесса и брюшной полости.

Стандартный послеоперационный период, выписана для подготовки к реконструктивной операции.

 

В течение 6 месяцев неоднократно осматривалась, давались рекомендации. Через 6 месяцев выполнено контрольное обследование – диагноз без изменений – хронический калькулёзный панкреатит.

В плановом порядке выполнена реконструктивная операция – продольная панкреатикоеюностомия на выключенной по Ру петле (Puestow). Гладкий послеоперационный период, заживление раны первичным натяжением. Выписана домой в удовлетворительном состоянии. Наблюдение в течение 3 лет – самочувствие и качество жизни удовлетворительные, набрала вес.

В пять лет я твердо знал, что буду хирургом

Уже  рассказывал, что я выходец из медицинской семьи: моя мама – терапевт, папа — хирург.

Твердо помню, что уже с пяти лет (это было начало 70-х) я твердо знал, что буду хирургом.

Примером, безусловно, стал мой отец. Мама тоже была прекрасным и уважаемым доктором-терапевтом, но именно работа отца мне показалась наиболее интересной. Возможно, просто потому, что в ней было больше того, что можно увидеть невооруженным глазом пятилетнего человека. Все же, преобразования ошибок природы терапевтом  менее очевидны для обычного человека, чем то, что делает хирург.

Ну и, потом, целые хирургические «ритуалы» – переодевания, мытья рук, забавного сохранения асептики после этого мытья, блестящие и, поначалу, загадочные (а потом просто интересные)  инструменты, споры перед операцией и волнение, или удовлетворение сделанной работой, после… Наверное, все это, тоже наложило отпечаток на выбор специальности мною, довольно часто бывавшим в ординаторских, и еще более часто слышавшим дома разговоры о работе.

Но, так или иначе, я уже в пять лет решил, что буду только хирургом. И это решение не поменял, о чем ничуть не жалею.

Мой отец прошел в медицине большой и очень достойный путь. Пройдя войну в рядах действующей армии, он, в 1952 году, закончил Свердловский медицинский институт, и затем до 1955 года работал хирургом в системе лагерей Тавды — по распределению.

Потом был хирургом в 27-й, 20-й, 33-й и 40-й больницах Свердловска. В 40-й больнице, кстати, он проработал  18 лет. После ГКБ №40, перешел в Госпиталь Инвалидов войн – заведующим Оперблоком и Кабинетом переливания крови.

Оперировал до 78 лет. Разумеется, качественно – а он некачественно просто и не умеет оперировать.

Владимир Экельман. Сайт Эккельмана Михаила Владимировича.

 

 

 

 

 

 

 

 

Владимир Экельман. Сайт Эккельмана Михаила Владимировича.

 

 

 

 

 

Владимир Экельман. Сайт Эккельмана Михаила Владимировича.

 

 

 

 

 

Владимир Экельман. Сайт Эккельмана Михаила Владимировича.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А закончил свою трудовую деятельность мой отец в 85 лет – и то, по настоянию родных.

Когда меня еще в детстве спрашивали, почему я хочу быть хирургом, я отвечал как есть: «А вот просто нравится — и всё».

Вот так и получилось, что я стал представителем самой настоящей врачебной династии.

Время от времени, мне задают вопрос – как я, вообще, отношусь к династийности в медицине. Отвечаю: «По моему мнению,  династийность в медицине – положительный фактор. Но только при наличии желания самого отпрыска, а не из-под палки».

С уважением,
Михаил Эккельман

Комментарий к рассказу Надежды Васильевны. Из практики Михаила Эккельмана.

Рубрика «История болезни» из практики Михаила Эккельмана.

Из практики Эккельмана Михаила ВладимировичаКомментарий к рассказу Надежды Васильевны.

Ко мне обратились коллеги с просьбой проконсультировать пациентку с целью решения вопроса о симультанной операции.

При консультации выяснено, что около 2 месяцев назад по поводу ЖКБ: Флегмонозного калькулёзного холецистита, стенозирующего папиллита, механической желтухи пациентке выполнена лапароскопическая холецистэктомия, дренирование холедоха по Халстеду. Через 3 недели поступила для второго этапа – эндоскопической ретроградной папиллосфинктеротомии. При дуоденоскопии выявлен выраженный стеноз устья БДС с рубцовыми изменениями.  Была взята биопсия. Гистологическое заключение: аденокарцинома БДС. При дообследовании выявлен коралловидный камень правой почки с выраженным снижением функции. В посеве мочи рост полирезистентной  Pseudomonas aeruginosa. Урологами выставлены показания к нефрэктомии. Консилиумом хирургов и урологов 40-й больницы принято решение выполнить хирургическое лечение пациентки в два этапа. Первым этапом выполнить нефрэктомию, а вторым – панкреатогастродуоденальную резекцию.

Осмотрев пациентку, изучив данные обследования, я не нашёл противопоказаний к симультанной операции и предложил госпитализацию в наше отделение.

После предоперационной подготовки Надежда оперирована – выполнена панкреатогастродуоденальная резекция, правосторонняя нефрэктомия. Обычный послеоперационный период с явлениями панкреатита, купированы консервативными мероприятиями.  Восстановлена деятельность ЖКТ, заживление раны первичным натяжением.  Была выписана домой.  Наблюдение в течении 3 лет – качество жизни удовлетворительное, признаков рецидива основного заболевания нет.

Комментарий к рассказу Василия. Из практики Михаила Эккельмана.

Рубрика «История болезни» из практики Михаила Эккельмана.
Комментарий к рассказу Василия.

Пациент поступил с сочетанной травмой: тупая травма живота с повреждением паренхиматозного органа, внутрибрюшное кровотечение. Закрытая травма грудной клетки, множественные переломы рёбер справа с повреждением лёгкого, закрытый гемопневмоторакс. Перелом правой лопатки. Обширная гематома правой боковой поверхности туловища.

После дообследования экстренно оперирован: торакоцентез, дренирование правой плевральной полости. Лапаротомия.

При ревизии выявлен разрыв печени в пятом сегменте рядом с наружной стенкой шейки желчного пузыря размерами 2,0х1,5см., глубиной 1,0см., гемоперитонеум 500 мл. Кровотечение из разрыва остановлено электрокоагуляцией дефекта и аппликацией пластины «Тахокомб». Операция завершена санацией, дренированием брюшной полости.

Лёгкое расправилось. Тяжёлый ранний послеоперационный период с клиникой выраженной коагулопатии, несмотря на нормальные показатели коагулограммы.

По всем дренажам, включая плевральный, ежедневно отделялось суммарно до 500 мл.  насыщенного серозно-геморрагического отделяемого, снижались показатели «красной крови». Проводимая гемостатическая терапия была неэффективной.

На 3-и сутки выполнена компьютерная томография, при которой в верхнем этаже брюшной полости выявлено значительное количество содержимого, по плотности соответствующего сгусткам крови и внутрипечёночная гематома на границе 5 и 6 сегментов размерами 7,5х5,0 см. Установлен  диагноз вторичного раннего внутрибрюшного кровотечения и выставлены показания к релапаротомии.

При релапаротомии в брюшной полости обнаружено до 300 мл лизированной крови и плотные, организованные сгустки крови в верхнем этаже до 500 грамм. Источника кровотечения и продолжающегося кровотечения не обнаружено. Признаков  разрыва внутрипечёночной гематомы также не обнаружено. Заклеенная зона разрыва печени состоятельная. Имеется выраженная имбибиция кровью предбрюшинной клетчатки вследствие межмышечной гематомы боковой поверхности туловища. Выполнена санация, дренирование брюшной полости.

Спокойный послеоперационный период, разрешился парез ЖКТ. Дренажи удалены на 5-е сутки. Заживление раны первичным натяжением. Швы сняты на 12-е сутки. Межмышечная гематома боковой поверхности туловища уменьшилась.

При контрольной КТ через 7 и 14 суток после операции отмечается уменьшение внутрипечёночной гематомы. Выписан на амбулаторное лечение. Осмотрен через 8 суток после выписки – самочувствие и аппетит удовлетворительные.

При УЗИ уменьшение размеров внутрипечёночной гематомы до 4,5х1,5 см. Гематома боковой поверхности туловища регрессировала. Лабораторные показатели в пределах нормы. Даны рекомендации по режиму, диете.  Рекомендовано контрольное УЗИ через 2 недели. Прогноз благоприятный.

Комментарий к рассказу Сергея. Из практики Михаила Эккельмана.

Рубрика «История болезни» из практики Михаила Эккельмана.

В жизни хирурга обычно запоминаются две категории пациентов – с нестандартными, подчас казуистическими случаями и с тяжелым течением заболевания. Случай с Сергеем относится как раз ко второй категории.

Исходно познакомился с ним у операционного стола, куда был приглашён коллегами во время повторной операции. На операцию он был взят с гнойными осложнениями панкреонекроза, а точнее с двумя абсцессами больших размеров (один в сальниковой сумке, а второй в левом поддиафрагмальном пространстве).

При первой операции был вскрыт абсцесс в сальниковой сумке, а на вторую  был взят с диагнозом поддиафрагмальном абсцесс слева. В связи с выраженным воспалительным инфильтратом была повреждена поперечная ободочная кишка, а абсцесс найти не удавалось. На этом этапе в операцию включился я.

Удалось выявить и вскрыть полость гнойника объёмом до 1 литра. Повреждённый участок толстой кишки выведен наружу в виде подвесной колостомы. Тяжёлый послеоперационный период на фоне сепсиса, синдрома полиорганной недостаточности. Медленная стабилизация состояния, купирование воспалительных явлений, заживление послеоперационной раны.

Выявлен сахарный диабет второго типа, назначена заместительная терапия. Гликемия коррегирована.

Больной был переведён на амбулаторное долечивание. В процессе наблюдения периодически рецидивировали боли в эпигастрии, неоднократно находился на консервативном лечении в гастроэнтерологическом отделении.

При компьютерной томографии выявлены признаки хронического индуративного панкреатита, с наибольшим поражением хвоста поджелудочной железы,  со сдавлением интрапанкреатического отдела холедоха, признаки холестаза.

Однако на фоне строгой диеты и медикаментозной терапии? явлений механической желтухи не было. Колостома функционировала. По истечении 6 месяцев после последней операции пациенту была выполнена  реконструктивно – восстановительная операция:  левосторонняя резекция поджелудочной железы, гепатикоеюностомия на выключенной, по Ру, петле, внутрибрюшное закрытие колостомы. При резекции поджелудочной железы просвет Вирсунгова протока с целью формирования панкреатикоеюноанастомоза не был верифицирован.

В связи с выраженным рубцовым, спаечным процессом в брюшной полости длительность операции составила 7 часов.

В течение первых 4-х суток течение соответствовало обычному послеоперационному периоду. На 5-е сутки появилась клиника разлитого перитонита и пациент экстренно прооперирован.

При релапаротомии выявлен разлитой серозный ферментативный перитонит, источником которого явилось истечение секрета из культи поджелудочной железы. Выполнена санация, дренирование брюшной полости. Обычный послеоперационный период. Заживление раны первичным натяжением.

В левом подреберье сформировался панкреатический свищ, закрывшийся самостоятельно через 1 месяц после операции.

Декомпенсации сахарного диабета не наступила.  Наблюдение в течение 1 года – качество жизни удовлетворительное, вернулся к привычной жизни и трудовой деятельности.

Рубрика «История болезни»

Люди, которые были моими пациентами, сделали вот такой сайт. Возражения с моей стороны, что, мол, неудобно как-то, были ими категорически отвергнуты. Но мне все равно, конечно, очень приятно слышать столько искренних, теплых слов от этих людей в свой адрес.

С их согласия, я решил сделать рубрику «История болезни», где рассказывать о реальных ситуациях, которые встречаись в моей практике — но именно с точки зрения оперирующего хирурга. Как мне кажется, врачам (а, возможно и не только им) будет интересно почитать такую информацию

С уважением,
Михаил Эккельман

 

 

 

 

Система ценностей хирурга Михаила Эккельмана. Из первых рук.

Думаю, что будет правильным лично рассказать о том, что для меня важно в этой жизни, а что – нет. Я имею в виду, с профессиональной точки зрения, поэтому вопрос отношений с близкими мне людьми не буду затрагивать (и так понятно, что близкие люди – это  очень важная часть жизни любого нормального человека).

Я уже писал, что для меня не существовало вопроса «Кем быть?». С раннего (с очень раннего, я бы сказал) детства, я знал, что хочу быть только врачом и никем больше. Не могу сказать точно, с какого возраста я себя отчетливо помню, но, как мне кажется, лет с трех. Так вот, тогда я уже точно знал, что стану именно доктором.

Принимая, и перенимая у моих родителей, профессиональный выбор, я перенимал и отношение к мотивации, как сейчас принято говорить. Т.е. систему ценностей. Я вырос и стал специалистом, имея твердое убеждение, что в медицину люди идут не за деньгами. В медицину люди идут, чтобы служить другим людям. Не услуживать, а именно служить – как, например, служат военные на защите покоя и мира граждан своей страны. Точно так же, в моем представлении, и врач должен спасать людей.

За каждым хорошим врачом, а особенно хирургом, стоит немало реальных людей, которые живут только благодаря тому, что встретили его на своем жизненном пути. В вечной борьбе между жизнью и смертью именно врач, хороший врач, работающий на передовой линии этой борьбы, может изменить исход каждого отдельного сражения за конкретного человека. И я хотел быть таким врачом.

Я знал, что у меня никогда не будет много денег, хотя и нищенствовать мне тоже, вряд ли, придется – ведь я хотел стать хорошим врачом, а значит, востребованным в хороших больницах.

Я знал, что, поскольку у меня будет работа в хороших больницах, она, несомненно, будет интересной, и считал, что это классно!

Мне всегда было совершенно очевидно, необходимо и достаточно понимать самому, что я спасаю людям жизнь, возвращаю их к родным, к профессии, к радостям жизни, и знать, что это понимают мои коллеги, способные оценить степень профессионализма.

А иначе и быть не могло, ведь меня с детства окружал коллектив умных и порядочных людей в белых халатах. Вот так выглядело мое окружение, когда в детстве меня не с кем было оставить, и я проводил какое-то время у родителей на работе:

Михаил-Эккельман-Коллектив

 

Так, с самого раннего детства, для меня выглядело признание заслуг врачей обществом (это интервью моей мамы в серовской газете, которое у нее взяли, как у очень уважаемого в городе врача):

Михаил-Эккельман-Газета

 

А так, с самого раннего детства, для меня выглядело признание заслуг врачей,  и их человеческих качеств, коллегами (это оборотная сторона фотографии, которую коллеги подарили моей маме, когда она переезжала из Серова в Свердловск):

 

Это отношение прошло через всю мою жизнь, и я, по сей день, ценю подобные символы признания заслуг доктора. Поэтому, я горжусь моими родителями, которые всегда получали грамоты и благодарственные письма за их самоотверженный врачебный труд – а они продолжали работать, во благо людей, и после 50 лет трудовой деятельности:

 

В чем-то, это похоже на отношение военных к наградам. Наверное, это несовременно – ценить нематериальное вознаграждение. На него ведь, как и на медаль «За боевые заслуги», не купишь яхту. Но я уверен, что именно такое признание заслуг дает мотивацию настоящим врачам. Тем, кто на самом деле может спасать людей, а не только лишь пиарить себя в СМИ на деньги, добытые разными «добровольными» способами у пациентов. Халат хирурга не бывает накрахмаленным, как не бывает отутюженной повседневная полевая форма окопного офицера. Настоящий врач, спасающий* людей, живет не в кабинете, а в операционной, да в реанимации. Настоящий врач, спасающий людей, живет в едином коллективе с коллегами-врачами, да с такими же одержимыми своей профессией сёстрами.
А в таком коллективе не деньги определяют статус человека и признание коллег, а только одно: умение спасать жизни, порой, в таких ситуациях, когда, по всем канонам, смерть должна была бы победить. Но не смогла.

 

* С этом тексте слово «спасать», применительно к людям — бытовой эквивалент смысла «оказывать неотложную медицинскую помощь».